Как пара антисоветчиков в 70-е спасла исторический центр Гродно
Когда возникла опасность появления на месте гродненского старого города огромного проспекта, Петр и Рая Бруянок постановили действовать.
Деревянный особняк на улице Кирпичной в гродненской Переселке. Название улицы никогда не переводили на русский: прямо писали «Цегляная» в российской транскрипции. Проходя рядом с аккуратными домиками межвоенной постройки, никогда не знаешь, что внутри: евроремонт, притон или… аутентичные старые интерьеры с мебелью, которая помнит еще первых хозяев.
Чтобы попасть в квартиру Бруянков, нужно подняться на второй этаж. Дом бывшего польского чиновника после прихода «советов» разделили между двумя хозяевами. Отец Петра был советским офицером. На стенах в квартире висят его дипломы и грамоты (одна — за подписью Буденного), рядом — портрет Ворошилова, карандашный, отцовская работа.
На удивление, дети советских родителей неместной крови полностью вписались в местный культурный ландшафт, полюбив этот город с барочными католическими костелами, мощеными улицами и западными ветрами над Неманом.
«Прибегает Петя, волосы дыбом…»
«В 1974 году прибегает Петя домой, — рассказывает Раиса Бруянок, — волосы дыбом, и говорит: представляешь, наши партийцы решили, что от минского первого секретаря партии до гродненского должен быть проложен широкий проспект!»
То есть — снести добрую часть старого города с узкими улочками и соорудить на этом месте продолжение трассы Минск-Гродно. Прежде всего снести должны были Бригитский костел и одну сторону улицы Карла Маркса. Под снос попадал и монастырь Рождества Богородицы.
Петр Витальевич, ранее педагог по классу скрипки, работал методистом в туристическом центре, а также был зачислен в Бюро пропаганды памятников истории и архитектуры при обществе «Знание», которое квартировало в Старом замке.
Раиса Владимировна была в декретном отпуске, так как родила в прошлом 1973-м году.
«Общество охраны памятников нормально работало, пока его не взяли под крыло обкомовцы, — разводит руками Раиса, — когда те начали говорить о проблемах памятников очень громко, чиновники сделали их «своим голосом» — создали Бюро пропаганды памятников истории и архитектуры. А если они сами этим занимаются — то они всегда правы».
Надежды на местные власти не было, поэтому Бруянки написали письмо… министру культуры СССР Фурцевой. Это был август 74-го. Письмо получилось длинным, было там и про Бригитский монастырь, и про монастырь Рождества Богородицы, и про синагогу, которая также попадала под удар.
Если та же синагога или здание архива на площади Ленина относились к Министерству культуры, и поэтому имели шанс сохраниться, то у других памятников шансов было гораздо меньше. Монастырь принадлежал ДОСААФ, там стояли мотоциклы. Бригитский костел — комбинату благоустройства города, а в комплексе монастыря размещался госпиталь для душевнобольных.
План сноса старого города и построения проспекта выглядел вполне реально: первой его жертвой стала колокольня бригитского костела, разместившаяся по другую сторону улицы от него. Сейчас от нее остались только фундаменты.
«Проспект остался на бумаге, архитектор нам так и не простил…»
За письмом начал разворачиваться целая цепь переписки. После бумажных баталий о значимости исторического центра города, начались тактические удары по организациям, на балансе которых находились те или иные памятники. На удивление, система… сработала, а может и наоборот — дала сбой.
Результат получился положительным: вопрос с проспектом был пересмотрен, а ДОСААФ с комбинатом благоустройства получили штрафы за то, что держат исторические здания в неподобающем состоянии.
В 1976-м архитектор области Пархута утвердил сегодняшний архитектурный план, который уже не предусматривал никакого помпезного проспекта на восточном направлении. По его словам, проспект заменили две относительно узкие улицы с односторонним движением: по Карла Маркса троллейбусы поднимались, а по Кирова — опускались. Так был достигнут компромисс.
«Но этот Пархута нам с Петей так и не смог простить, — улыбается Рая Владимировна, — ведь получилось, что мы виноваты в том, что он в городе не построил ничего грандиозного, помимо облисполкома. План же проспекта остался только на бумаге».
Во время разговора Петр Витальевич в основном молчит, лишь иногда поправляет или уточняет отдельные слова жены. Раиса Владимировна говорит дальше:
«Прошло немного времени, и нам отозвалось: меня понизили в должности, я уже была руководителем отдела программирования, мы писали «всесоюзную задачу» в нашем бюро. Ко мне подходили коллеги со словами: «Торопись медленнее!», то есть, не делай резких движений. Но мы ж молодые были!».
«Нас все называли антисоветчиками…»
Спрашиваю, жалели ли мои собеседники о том, что когда-то вступили в конфликт с местной властью из-за сохранения старого города.
«Бога ради! — Поднимает вверх руки Рая Владимировна, — Мы жили полноценной жизнью, у нас было очень много друзей…».
«Друзей-евреев! — добавляет Петр. — Очень культурные люди! Благодаря им мы могли прочитать то, что не мог прочесть никто, того же Солженицына. Надо отдать должное, они всегда были в курсе всех дел».
На вопрос, считали себя Бруянки на то время диссидентами, версии супругов расходятся. Петр Витальевич говорит: «Конечно!», Рая Владимировна: «Не-ет! О чем ты говоришь?! — Но после добавляет: —… хотя нас все и называли антисоветчиками. Нам всем не нравилось то, что здесь происходило».
«От таких, как мы, шла антисоветская пропаганда, — оживляется Петр, — мы слушали «вражеские голоса», после говорили об этом. Слушали «Свободу», ее глушили, но лучше всего, насколько помню, было слышно Би-Би-Си».
«Мы были молоды, — снова повторяет Рая Владимировна, — поэтому нам все было интересно. Все, что дает возможность шире смотреть на мир, развиваться. В Союзе же всех хотели обрезать по стандарту. Это то же, что сидишь ты за бетонным забором, ничего не видишь, а хочется. Залез на дерево, чтобы взглянуть дальше, сразу антисоветчик!»
«… Сколько мы живем, столько боремся за этот город»
Делом со спасением бригитский монастыря перед гигантским проспектом все не закончилось. Когда встал вопрос о сносе здания архива на площади Ленина, Бруянки во всех обращениях ставили свои подписи. Когда власти вдруг захотели построить в Коложском парке ледовый дворец, который уничтожил бы кусок частного сектора межвоенной постройки, Бруянки снова поднимали шум.
«Откуда мы могли знать о каких-то планах или архитектурных проектах? — переспрашивает Рая, — Приходили друзья, знакомые, тот же Милинкевич. Разговаривали, предлагали, советовались, что делать. Мы с мужем формально не имели отношения ни к строительству, ни к архитектуре. Это исключительно общественная деятельность».
В течение разговора снова ловлю себя на мысли, что передо мной совсем нездешние люди, которые полюбили этот город намного более большинства местных. Среди чиновников и архитекторов, которые сносили Гродно в 2005-2008 через одного попадались насквозь здешние «францевичы» и владельцы фамилий на «-ский».
На что это влияло? Любили ли и знали они свою страну, историю, ландшафт, или город был для них всего лишь административной абстракцией, совокупностью ЖЭСов, районов, улиц с жилплощадью?
«…Сколько мы живем, столько боремся за этот город, — в конце говорит Раиса, — Чтобы сохранить хотя бы то, что есть».
