«Самая дорогая покупка — мои коты» Белоруска из списка Forbes о жизни, деньгах и патриотизме
Марии Дмитрук 29 лет. Она училась на переговорщика с террористами, работала с вышедшими из заключения, а успеха добилась в IT. В прошлом году ее компания Prodsmart привлекла инвестиций на 5 миллионов долларов, а Мария попала в список Forbes. Впечатляет, правда?
С 13-летнего возраста белоруска живет в Сан-Франциско. Рассказывает, чем наши программисты отличаются от других, как попасть в IT, если не разбираешься в кодах, и по чему в Беларуси скучает человек, который жарит шашлыки на берегу океана.
«Мне неинтересны ночные клубы. Потные пьяные люди — это не мое»
«Наша Нива»: Мы с вами беседуем в 6 утра по вашему времени. Вы всегда так рано просыпаетесь?
Мария Дмитрук: Бывают дни-исключения, но в принципе люблю вставать рано. Просыпаюсь между 4 и 5 часами утра. В выходные — обычно в 5.30—6.00.
«НН»: Чему посвящаетесь эти утренние часы?
МД: К сожалению, половина этого времени уходит на ритуал, от которого хотелось бы избавиться, — это чтение новостей, которые произошли в Беларуси за то время, пока я спала. После велотренажера — книжка, читаю главу-две. И после этого бодрого пробуждения начинаю рабочий день.
«НН»: Я так понимаю, что баров и ночных клубов в вашем графике нет.
МД: Мне особенно никогда не были интересны ночные клубы. Потные пьяные люди — это не моё (смеется). Бары и всякие лаунжи — в Минске много замечательных мест, где ты забываешь о времени и просто продолжаешь вкусно есть и приятно беседовать. Поэтому про бары лукавить не буду, есть такое.
«Отучилась на факультете международных отношений и собиралась в Академию ФБР»
«НН»: Расскажите, из какой вы семьи.
МД: Родители у меня в разводе с самого моего рождения. Меня воспитывала мама, с папой мы начали больше общаться в мои тинейджерские годы. Но у меня прекрасные отношения с ними обоими. Папа живет в Беларуси. Мама после приезда в Америку работала в ІТ-сфере программистом. Сейчас работает в авиалиниях.
«НН»: Вы в IT оказались по совету мамы?
МД: Там получилась забавная история, так как я заканчивала никак не связанную с ІТ специальность. Я отучилась в Гавайском Тихоокеанском университете на факультете международных отношений, отработала год на государственной работе, и у меня оставалось 8 месяцев до начала учебы в Академии ФБР.
Когда появилась новость о Forbes, были комментарии в интернете типа «кто ей оплатил университет?». Так вот его оплатили мы с мамой — в Америке выдается кредит на обучение, и через год, после того как выпускаешься, его начинаешь возвращать.
Когда я ушла с государственной работы, мама спросила: «Почему ты не хочешь попробовать себя в IT? Например, в отделе продаж, маркетинга»» Это были долгие разговоры, ведь я вообще-то не технический человек. Но есть другие сильные стороны.
Мы договорились, что если единственная компания, куда я подала резюме, возьмет меня на работу, я это делаю. Если нет — я вообще в IT не лезу. Работу я получила и открыла для себя новый мир.
Политика компании подобна политике государств, и у меня получилось применить свои знания и продолжить работать в IT (в Академию ФБР я уже не пошла). Я занималась выводом продукта на рынок, с кодом не имела дел никогда.
«НН»: А государственная работа, которая была до этого… Это какой-нибудь исполком?
МД: Я, если честно, не знаю, что такое исполком (улыбается). Я работала в конторе при Департаменте внутренней безопасности и Департаменте юстиции. Занималась она тем, что создавала программы реабилитации людей, которые провели в тюрьме более 20 лет. Я была первым человеком, который их встречал, когда они заходили в наш офис. На мне были и административные обязанности, и задача убедиться, что человек готов к такой программе.
Дело в том, что за 20 лет взаперти люди пропустили все: мобильные телефоны, Интернет… Человек не адаптирован к современному миру. Бывали случаи, когда мужчина сидел с 17 лет, и если там, как бы печально это ни звучало, он добился какого-то статуса, то на свободе он никто. Моя задача была заполнить все документы и расписать, какие учебные программы человеку нужны. Есть ли у него какие-то навыки, может, он имел работу в тюрьме.
Некоторых взрослых мужчин записывали на курсы правописания и чтения, так как они не умели ни того, ни другого.
Там было весело, но опасно, поэтому я решила, что в 22 года, наверное, не стоит начинать свою жизнь с такой интересной карьеры. И, отработав год, ушла.
«НН»: Как быстро удалось выплатить кредит за образование в университете? Какие там проценты?
МД: За четыре года. Ты подаешься на кредит не через банк, а через программы федеральной помощи, которых, например, 12, и каждая из них выделяет суммы под разный процент. Некоторые из них на первые пять лет беспроцентные. Самый высокий процент был 3,9.
«НН»: Вы же закончили и Йельский университет?
МД: Там я повышала квалификацию.
Мое основное образование — это специализированная программа с углублением в государственную безопасность и военное право, после которой ты становишься переговорщиком с террористами (настоящими — не такими, как теперь пошли в Беларуси).
Большую часть времени последних двух курсов я провела на военных базах, общалась с офицерами различных структур — морского флота, военно-воздушных сил.
Мне, наверное, Джеймс Бонд очень нравился в детстве.
«НН»: А потом перестал нравиться, раз вы не пошли работать по специальности?
МД: У меня на последнем курсе умер старший брат. Я у мамы осталась одна. Я не могла пойти работать в учреждение, которое не гарантирует мою физическую безопасность.
Вместе с братом
«Белорусских программистов узнаю по работе — настолько кропотливо и углубленно она выполняется»
«НН»: Чем занимается компания Prodsmart? Поясните для тех, кто не связан с IT.
МД: Мы выпускаем программное обеспечение для фабрик и заводов. Если ты производишь рукавицы или стулья в массовых объемах, на конвейере, программа может помочь рассчитывать ресурсы. На малых и средних предприятиях этим обычно занимается главный по цеху — у него одного все расписано на компьютере или на бумаге, и он ходит командует.
Как помогает программа? На каждую точку конвейера устанавливается смартфон или планшет с Prodsmart, и все работники могут работать одновременно, так как их производительность отслеживается программой и запрос подстраивается под количество элементов. Контролируется, условно, чтобы для каждого стула хватало ножек.
С командой Prodsmart
«НН»: Это звучит довольно технологично. Как человеку, который сам не пишет код, удалось стать одним из основателей компании?
МД: Смотрите, компания существует с 2012 года. У родителей одного из основателей есть маленькая фабрика в Португалии. И он, программист, не хотел из Лиссабона переезжать в родной городок, чтобы заниматься семейным бизнесом. Поэтому вместе с одноклассником создал программу, которая бы его заменила дома.
Познакомились мы в 2016 году. Ребята посмотрели, что программа работает (родители пользуются, их друзья), и мы начали сотрудничество, чтобы выводить продукт на рынок. Ведь людям, которые пишут код, бывает сложно перевести это на обычный язык, а на заводах ведь тоже не программисты работают.
«НН»: Вы же среди учредителей не только в Prodsmart. Чем другие ваши компании занимаются?
МД: Одна из них — Avanii — подсчитывает, сколько углекислого газа было выделено фабрикой в экосистему. Там же есть сотрудники, которые ездят из города в город, материалы перевозятся грузовиками — всё это оставляет тонны углекислого газа.
Avanii предлагает воспользоваться партнерскими отношениями с компаниями, занимающимися переработкой выхлопов. Ты можешь, например, посадить деревья. У компаний есть также возможность списывать часть налогов за то, что они следят за климатом и тем, какой след за собой оставляют.
«НН»: Отличаются ли белорусские программисты от специалистов из других стран?
МД: Знаете, да. Мне повезло работать со специалистами со всех континентов. Белорусские программисты и тестировщики всегда выделяются. Даже если я не вижу, откуда они, я узнаю их по работе — настолько кропотливо и углубленно она выполняется.
Прослеживается тренд, что люди просчитывают варианты, о которых ты даже не думал. Они предлагают решения на несколько шагов вперед в разных направлениях, даже если в описании требований этого нет.
«НН»: У вас есть какое-либо объяснение, почему так?
МД: Потому что белорусы невероятные? (Улыбается.) Если честно, мне трудно ответить на данный вопрос. Возможно, дело в нашем воспитании.
Я вам задам встречный вопрос: сколько чистовиков для домашней работы у вас было в начальных классах? У меня точно больше одного. Если у тебя остается две последних страницы в тетради, ты делаешь ошибку — и родители тебя заставляют переписывать тетрадь с начала и до конца. Мне кажется, что-то в этом есть.
«Секрета успеха нет. Я занимаюсь тем, что люблю»
«НН»: Каковы ваши секрета успеха? Что помогло стать лучшей в своей отрасли, ведь конкуренция же высокая, тем более в Америке?
МД: Конкуренция, конечно, есть. Если ты заходишь в кабинет и считаешь, что самый умный, то это далеко не так. А если ты действительно там самый умный, то ты, наверное, зашел не в тот кабинет.
Секрета нет. Я занимаюсь тем, что люблю. Мне нравится выводить продукты на рынок, искать инвесторов. Я для себя не ставила цели, что я должна стать самой богатой или самой успешной.
Успех для каждого фиксируется по-разному. Для одних — это заработать первую крупную сумму, а для других — проснуться утром и понять, что тебе не нужен ингалятор, потому что ты перестал задыхаться.
И я считаю, очень неправильно описывать успех как список определенных критериев. Как для женщины — до 30 лет у тебя должна быть карьера, муж, дети, дом и хорошая внешность. И что по итогу мы имеем? Люди занимаются нелюбимым делом, живут с нелюбимым человеком и сами себя загоняют в кабалу. Поэтому каждый для себя должен решать, что его делает счастливым.
Я в силу своего характера очень мало времени занималась тем, что мне неинтересно или не нравится.
Мне абсолютно неважно, сколько часов в день я занимаюсь работой. Бывает, и по 15 часов. Кто-то скажет: «Ничего себе! Ты столько отработала». Люди, вы так говорите, будто я лопатой уголь бросала. Я сижу у себя дома, рядом любимые котики, вкусный кофе. Могу взять паузу и залезть на тренажер, послушать аудиокнигу или подкаст.
Мария с мужем
«НН»: В представлении обывателя человек из списка Forbes (Мария в 2020-м попала в «Топ 30 предпринимателей до 30 лет») живет в особняке и ездит на Lamborghini. Как на самом деле?
МД: Я не жалуюсь, живу в комфортных условиях, езжу на хорошей машине. Здесь следует пояснить. Критерии при покупке машины у меня были такие: на первом месте безопасность, на втором — безопасность, и на третьем — тоже безопасность.
Поэтому я смотрела не на бренды, а на то, как машины ведут себя в разных погодных условиях. у нас климат другой, один сезон на весь год, но есть и дожди, и серпантины, и снег в горах. И если вдруг случится авария, важно, чтобы я уцелела. И так получилось, что машина, которая соответствовала всем параметрам, оказалась Mercedes.
И не будем забывать про систему кредитования и проценты в Америке. У нас купить машину белорусу, который только вчера приехал, не проблема вообще.
«НН»: А какая самая дорогая покупка у вас была?
МД: Это, наверное, мои коты. Не потому, что они были финансово дорогими, а потому, что они для меня бесценны. У меня их два, канадские сфинксы. Это мои члены семьи, коллеги последние два года, они присутствуют на всех моих совещаниях.
Те самые коллеги и члены семьи
«Это не одно и то же — шашлыки на берегу океана и в белорусском лесу»
«НН»: Когда вы последний раз в Беларуси были?
МД: В декабре 2019 года. Были большие планы приехать летом 2020-го, но, думаю, у всех нас были большие планы.
«НН»: Каким запомнили Минск?
МД: Я в Америке живу 16 лет, но приезжаю в Беларусь минимум раз в год. Последние несколько лет приезжала по два-три раза. Я очень люблю Беларусь, Минск, людей там.
Ведь где бы ты в мире ни был, ничто не заменит бабушек на лавочке: когда выходишь утром из подъезда, говоришь им «доброе утро» и улыбаешься дежурной американской улыбкой, а они тебе в спину кричат, мол, слишком рано быть пьяной (смеется).
«НН»: В Америке нет таких бабушек?
МД: Тут в другом дело. Когда ты проходишь в Америке мимо незнакомого человека на улице, ты говоришь стандартное американское приветствие «привет, как дела» и идешь дальше. И я по привычке, когда приезжаю в Беларусь, улыбаюсь прохожим. Это ставит в неудобное положение тебя, а потом ты начинаешь задаваться вопросом: почему все такие хмурые и серьезные?
Беларусь для меня — это люди. Это невероятно красивая природа. Сходить в лес за ягодами или на шашлыки… Я даже тут купила себе мангал и шампуры, жарила шашлыки, как по рецепту, но это не одно и то же — шашлыки на берегу океана и в лесу.
«НН»: Когда коллеги спрашивают о том, откуда вы, то как раньше рассказывали о стране и как сейчас?
МД: Помню, когда мы только приехали в Америку и я в школе сказала, что из Беларуси, на меня дети удивленно посмотрели: «А почему ты белая?» Они думали, что Беларусь — это в Африке.
Когда я потом рассказывала коллегам, где Беларусь находится географически, было видно, что они не понимали, о чем я. поэтому я объясняла так: «О Северной Корее в Европе слышали? Вот я оттуда». И в принципе за последние годы объяснение не изменилось.
«НН»: Как вы вместе с диаспорой в Америке пытаетесь помогать белорусам в стране?
МД: У нас много инициатив. Начиная от удержания Беларуси на повестке дня на локальном государственном уровне и заканчивая сбором денег в фонды, поиском специалистов, которые могут предоставить помощь, например юристов. Пишем письма политзаключенным — мне на днях пришел ответ от одного из них.
Когда смотришь, сколько сил на глобальном уровне вкладывается в наше общее дело, это впечатляет. Но и пугает: насколько глубоко пустил корни режим, что людям внутри страны, демократическим силам и диаспорам нужно прилагать столько усилий, чтобы его скинуть.
«НН»: Когда в следующий раз приедете в Беларусь, с кем хотели бы познакомиться?
МД: Насчет познакомиться — не знаю, а вот встретиться… Очень много людей, с которыми бы я хотела встретиться в Беларуси, находятся сейчас не там. И я могу себе представить, насколько тяжело быть вдали от дома.
Мне кажется, если я приеду в Минск, то обниму первого белоруса, которого увижу. Потому что всё, что происходило с августа 2020 года, это большая боль. Когда ты читаешь о людях, получивших срок за лайк или флаг, когда люди умирают… Мы вот говорили об успехах… А тут чувствуешь свою мизерность и беспомощность. И тогда задаешься вопросом: что можешь сделать, чтобы это не повторялось?
