Футболист, которого дважды сажали на сутки: В автобус зашел мужчина и, ничего не говоря, ударил ногой по голове
До осени 2020 года о 19-летнем футболисте «Городеи» Ростиславе Шавеле знали преимущественно тренеры и болельщики. Но неожиданно для многих игрок, который только в прошлом году дебютировал в высшей лиге, начал попадать в информационные сводки крупных интернет-медиа. О нем заговорили известные спортсмены, выступившие против насилия силовиков и фальсификации выборов. Причина? Шавель открыто начал участвовать в протестах, не боялся высказываться, дважды был задержан и в итоге провел за решеткой более 20 суток. В интервью Ростислав рассказал, что подтолкнуло выйти на улицу, в какой стране мечтает жить и как проводил время в СИЗО.
— До лет 16—17 я был аполитичным человеком, занимался футболом в минской школе «Орбита», после попал в «Городею», и общественная жизнь мне было не интересна, — начинает разговор Ростислав. — А после начал смотреть новости, узнавать, что происходит в мире, увидел изменения в Украине. И когда получил право голосовать на президентских выборах, то уже хорошо понимал, какой в Беларуси режим. Родители на меня с выбором не давили, и в итоге отдал свой голос за Светлану Тихановскую. На мой взгляд, на тот момент это был тот человек, который мог противостоять сегодняшнему президенту, тот, кто повел за собой народ, на кого можно было хоть как-то рассчитывать. Я, как и многие люди, поверил в нее. А после выборов узнал, что случилось вечером в Минске… знакомые ребята, которые были в центре города, рассказывали, что там был хаос. Все были шокированы, потому что не могли поверить, что реально избивали людей, стреляли, бросали гранаты. Информации же никакой не было: интернет не работал.
На следующий день я с товарищами решил посмотреть, что происходит на станции метро «Пушкинская». Ну и увидели всю дичь, которая творилась. Машины неподвижно стояли, сигналили, у кого-то в салоне звучала музыка. Неподалеку от силовиков слышались взрывы, звучали выстрелы…
— Ты как-то говорил, что самая жесткая картинка, которую ты увидел в тот вечер, — парень с разорванной ногой.
— Да, и многие мне не поверили, подумали, что, возможно, придумал что-то, но ведь даже фото этого парня есть в интернете. В определенный момент вблизи от нас раздался взрыв. Что конкретно произошло, мы не могли увидеть из-за зеленого насаждения. Отошли в сторону и заметили, что на земле лежит парень. Ему пытались помочь люди, однако силовые структуры задерживали желающих. Правда, без особой жестокости. Что было после с парнем, не знаю, но потом в сети появилась фотография, и я понял, что это тот человек.
— С какими ощущениями вернулся домой?
— Было страшно, я был в каком-то тумане и не мог поверить, что происходит настоящий геноцид своего народа. И я понял, что с этим надо как-то бороться. Народ выбрал определенную тактику, которой пользуется до сих пор, и я тоже решил в этом участвовать. А как иначе?
— Впервые тебя задержали 28 августа. Вспомни, как все произошло.
— В тот день с товарищами приехали к Красному костелу поддержать девушек, которые там собрались. В определенный момент площадь окружили силовики, и стало понятно, что ты никуда не денешься. Но мы, собственно говоря, и не пытались убежать от них. Приехали продемонстрировать, что мы есть, наше слово имеет значение, и бежать смысла не было.
Сначала меня доставили в Ленинское РУВД, затем — на Окрестина, где из изолятора временного содержания перевели в Центр изоляции правонарушителей, а потом отвезли в Жодино. Мне дали восемь суток.
— Что больше всего поразило во время первой отсидки?
— Догадывался, куда попаду, и не могу сказать, что меня что-то очень удивило или шокировало. Понимал, что жестокость, с которой относились к задержанным, была в первые дни протестов и, наверное, больше не повторится. И жути в отношении нас на Окрестина действительно не было. В ИВС сотрудники относились к нам адекватно, в ЦИПе — не совсем, могли нагрубить, использовали брань, но ведь это были точечные случаи. А вот в Жодино режимный объект посерьезнее, и поэтому там все строится на сильной дисциплине.
— Слышал, что после одной из проверок в твоей камере перевернули матрасы и личные вещи.
— Это произошло на Окрестина. В Жодино сначала нам не запрещали лежать или сидеть в течение дня, нас выводили на прогулку и в душ. Все было нормально. Там просто более строгая дисциплина. Например, если нас куда-то и выводили, то во время каждой остановки мы должны были поворачиваться лицом к стене. Двигаться нужно было быстрым шагом и слаженно выполнять команды. Ну и сам разговор со стороны силовиков был довольно дерзким, резким, велся на повышенных тонах.
— Как они вас называли?
— Как-то конкретно никак нас называли. Но однажды была очень интересная ситуация. Нас должны были переводить в другую камеру, и молодой сотрудник жодинского СИЗО, когда открывал дверь в камеру, сказал: «Котики, на выход!» Как понял, это была отсылка к мирным шествиям. Когда за границей люди увидели, в какой форме происходят протесты в Беларуси, то удивились порядочности, мирности, дисциплинированности, аккуратности белорусов и начали называть нас котиками. Смотритель, видимо, знал об этом либо просто услышал в наших разговорах.
— Первая отсидка не отбила у тебя желания гулять, и в начале ноября тебя снова посадили. На этот раз дали 13 суток. Где на этот раз задержали?
— На Логойском тракте. На этот раз я немного получил. Меня завели в минивэн, посадили на пол, несколько раз ударили кулаком по лицу. А после, когда меня собирались переводить в автозак, в автобус зашел человек и, ничего не говоря, ударил ногой по голове. Сознание не потерял, но меня перетрясло, немного поплыло в глазах. После меня с другими задержанными завезли в Московское РУВД. Просидели в актовом зале с пяти вечера до полуночи, и только после нас отвезли на Окрестина. Там до суда провел трое суток, а после снова направили в Жодино.
Все там было почти как и в первый раз — строго и жестко. Никого не били, не трогали, но отбытие наказания проходило в менее лояльной форме, чем раньше. На этот раз в течение дня запрещали сидеть или лежать на кровати. Лежать можно было только с десяти вечера до шести часов утра. В остальное время матрасы должны были быть скручены. Был распорядок дня, но многие пункты не выполнялись. В зависимости от погодных условий должны были быть прогулки. Погода, как мы видели из окошка, была хорошая, но прогулок все равно не проводили. В душ за тринадцать суток ни разу я так и не сходил. Свет в камере оставляли включенным на всю ночь.
— Все твои сокамерники были политическими заключенными?
— Да, и все были без криминального прошлого. Все — адекватные, интеллигентные и достойные люди. Имен называть не буду, просто перечислю профессии: сотрудник креативного агентства, ремесленник, доктор из Института травматологии, работник Парка высоких технологий. Кого еще вспомнить? Одного парня с товарищами задержали прямо во дворе, когда пели песни, и привезли в Жодино вместе с инструментами. Никто не чудил, не конфликтовал, поэтому все было нормально.
Сидели мы в просторной камере на десять человек. Все места были заняты, но нам повезло, ведь в некоторых камерах, рассчитанных на десять человек, сидели пятнадцать заключенных.
— У кого из сокамерников была самая абсурдная история задержания?
— Этот мужчина имеет довольно активную гражданскую позицию, но задержали его тогда, когда в акции не участвовал. Он с яблоками и фруктами собирался навестить свою тещу. Время было позднее, когда уже никого почти не задерживают, оставалось пройти буквально квартал, но все равно подъехал автобус и его взяли с сумками. Он и не понял, как все произошло.
* * *
— Понял. Давай поговорим о камерном быте. Где вкуснее всего кормили?
— Еда, Если говорить честно, везде была не очень, но есть все равно надо. Передачи до тебя могут не дойти, а голодовкой пользы никому не принесешь. Самое адекватное питание, по моему мнению, было в Жодино. Утром приносили так называемую сечку или овсянку, в обед — борщ или рассольник и даже уху какую-то готовили. Причем супа не жалели и наливали в миску его нормально. Самым изысканным блюдом на второе были макароны по-флотски. Кушать их можно было не кривясь.
— Чем заполнял время в СИЗО?
— С нами сидел художник, который из хлеба сделал шашки, нарды и шахматы. Кстати, фигуры получились очень красивые. Из хлеба также сделали игровые кости, из бумаги из тетради — карты. Кроме того, старались поддерживать физическую форму: отжимались от пола, выполняли подтягивания, упражнения на пресс, приседания. Доктор, который сидел с нами, в этом вопросе был молодцом. Даже когда ленился, он постоянно напоминал, что я человек спортивный и должен заниматься.
— Интересно, что тебе полезного дал этот не самый приятный опыт пребывания в СИЗО?
— Во-первых, пребывание в СИЗО подтолкнуло меня к чтению. Стыдно признаться, но раньше я мало читал художественную литературу, а там как-то взялся за это. В камере были книги, которые оставались от наших предшественников, и те, что передавали нам. Читал фантастику, детективы и даже какой-то роман о любви. Продолжаю читать и на свободе.
Во-вторых, когда находишься в заключении, начинаешь ценить самые банальные вещи, которым на свободе ты даже не придавал значения. Например, ценишь самую обычную еду, возможность помыться под горячей водой, даже просто прогуляться и сходить в туалет. Как бы это странно ни звучало, но так и есть. Находясь там, ты начинаешь смотреть на все банальные вещи немного иначе.
— Извини, но как вы мылись в камере?
— Стыда не было. Все понимали, где мы находимся. Просто завешивали простыней промежуток камеры, где находится туалет, и мылись над унитазом из бутылки с водой, которую до этого грели на батареях. Топят в СИЗО как следует, поэтому проблем с этим не было. Я однажды помыл майку, и она высохла за сорок минут.
-— Когда человек попадает в ограниченные условия, он иногда приходит к неожиданным изобретениям, чтобы хоть как-то поддерживать комфорт. В чем с сокамерниками проявили смекалку?
— Приведу один пример. Всем передавали чай, но приготовить его не могли: кипятильник в СИЗО запрещен. Поэтому мы брали пластиковую бутылку, закидывали туда два пакетика с заваркой, наливали холодную воду, клали вечером на батарею, и утром, во время завтрака, ты пил уже почти горячий чай.
— Тебе письма писали?
— Они до нас не доходили. Но кому-то из ребят повезло, и на одной из страниц сканворда он нашел слова поддержки вроде: «Держись! Мы тебя любим!» Сотрудники СИЗО, видимо, просто не заметили их, когда проверяли вещи. Письма писал сам и передавал их с теми, кто выходил на свободу. Ребята после просто фотографировали текст сообщения и отправляли через интернет нашим близким.
* * *
— Ты с лета не участвуешь в футбольных матчах, потому что восстанавливаешься после травмы колена. Несмотря на это, все это время находился на контракте в «Городее». Главный тренер команды Олег Радушко не интересовался, как твои дела?
— Ни руководство клуба, ни главный тренер не звонили. С матерью тоже никто не связывался. Мне звонили тренеры дублирующего состава, а также друзья-футболисты. Они, кстати, делали в социальных сетях пост в мою поддержку. Коллектив у нас в команде был дружный, и чувствовалось, что ребята реально переживают за меня.
— Ты еще являешься футболистом «Городеи»?
— Уже нет. Но это не секрет, что из «Городеи» сейчас увольняются и игроки, и сотрудники клуба. Что будет дальше с клубом, пока неизвестно.
— Уже ищешь себе новую команду?
— Займусь этим вопросом, когда окончательно выздоровею после травмы. Но уже чувствую себя физически гораздо лучше. Думаю, проблем с поиском команды перед началом сезона не возникнет.
— А не волнуешься, что не найдешь себе команду из-за суток в СИЗО и участия в протестных акциях? Все-таки у нас большинство клубов государственные…
— Думаю, нет. Я же далеко не единственный футболист, высказавший свою гражданскую позицию. Полагаю, что найти себе команду все-таки будет возможно.
— Ты говоришь, что не единственный игрок, высказавший свою позицию, но как раз к футболистам в этой составляющей у многих есть вопросы. Люди считают, что большинство действующих футболистов промолчали в такое сложное время. Как относишься к этому?
— Каждый решает сам, высказаться ему или промолчать. К тому же, разумеется, определенное давление на футболистов оказывали, чтобы они молчали. А вообще, я сторонник следующего подхода: если есть что сказать, то говори. И, наверное, тем, кто промолчал, стоило это сделать.
— Печально ли от того, что только единицы ребят из Высшей лиги публично и открыто выступили против ситуации в стране?
— Наверное, да. Футболисты — это же большая семья, и я уверен, что многие из них не одобряют всего происходящего в стране и понимают, что происходит. Но, видимо, есть мотивы, которые не позволяют им высказываться. Безусловно, было бы здорово, если бы они сказали свое слово.
— Футбольный агент Валерий Исаев недавно сказал, что они просто боятся потерять зарплату и работу.
— Возможно, так и есть. У каждого обстоятельства свои, но я не думаю, что после высказывания своей позиции в жизни футболиста все настолько станет плохо, что она изменится коренным образом. Но осуждать никого не буду, так как просто не могу поставить себя на их место.
— Есть люди, вдохновившие тебя своим примером?
— Таких очень много. Среди спортсменов отдаю должное баскетболистке Елене Левченко. Она просто очень сильный человек и личность. Классная и невероятная. Елена пытается обращаться к Евросоюзу, стремится донести до остальных, что у нас происходит. Многие за границей и до сих пор не понимают, что в Беларуси на самом деле случилось. Лично с ней не общался, но знаю, что после второго задержания она поддержала меня. Да и вообще, спасибо всем тем, кто высказал слова поддержки. Мне, моей матери писали и звонили даже просто незнакомые люди, предлагали финансовую и юридическую поддержку. Мать была очень приятно впечатлена, что белорусы такие замечательные люди.
— Раньше так не думал?
— Я люблю свою страну, знал, что в Беларуси живут хорошие люди, но буквально в один момент мы проявили себя как нация. Все сплотились, стали друг за друга, и этого дорогого стоит.
— Что за последние месяцы у тебя вызвало самую негативную реакцию?
— Насилие. Это то, что прежде всего должно быть искоренено. Очень тяжело было, когда забрали моего товарища десятого августа. Некоторое время ни его семья, ни друзья не знали, жив ли он вообще. Все были очень расстроены. После появилась новость, что он находится в изоляторе и ему присудили сутки. То, что он жив, нас немного успокоило, но обратно он вернулся буквально с черными ногами. Кому-то нужно было пройтись по каждому задержанному, и ему тоже прилетело. Но он парень сильный и физически, и духовно, поэтому выдержал.
И меня еще очень удивляет, что представители силовых структур и государственных учреждений до сих пор думают, будто нам кто-то платит деньги, что у нас есть свои кукловоды и мы маргиналы, как нас называют, люди без идеи, которые ходят по улицам как стадо. Они реально в подобное верят и думают, что так и есть.
— Ты — представитель молодого поколения, который не побоялся выйти на протесты. В будущем тебе и твоим сверстникам создавать новую Беларусь, наполнять ее идеями и менять к лучшему. Какой ты видишь эту страну?
— Хочу, чтобы после завершения всего этого беззакония и разрухи мы оказались в стране, где народ может что-то решать, где к нему прислушиваются, где учитывают его точку зрения и делают все совместно. То есть в демократическом государстве, которое сейчас у нас отсутствует. Зато есть правовой дефолт. Не знаю, когда все случится, но мое ощущение подсказывает, что перемены у нас наступят скоро.
