Белорусская наука стремительно деградирует — что это означает для нашего будущего?
Пишет основатель Центра новых идей Рыгор Астапеня.
Фото из Википедии.
Боль — это синоним белорусской инновационности. Беларусь регистрирует в 10 раз меньше патентов, чем Польша (которая далеко не новатор), а число людей, занимающихся исследованиями, за последние 10 лет сократилось на 20% (до 26 тысяч). Хорошо, что хоть военные и ИТ-компании дают повод для гордости, мол, мы все еще производим новые продукты. Но это не навсегда, ибо их успех держится на белорусской фундаментальной науке, но она стремительно деградирует.
Более 20 лет назад в Лондонской школе экономики вышло исследование, доказывающее банальную вещь: чем больше регистрируется патентов и чем выше расходы на научные исследования, тем выше экономический рост. Либертарианцы в такие моменты могут с гордостью сказать, что большой кусок научных расходов приходится на частные фирмы.
Но либертарианцы вам могут не сказать, что на самом деле успех частных фирм часто держится на государстве. Частный сектор динамичный и смелый, но он просто не в состоянии (белорусский частный сектор так точно) вкладывать деньги в долгосрочные проекты. Такие вещи, как интернет, GPS или тачскрин, возникли благодаря прежде всего государственным инвестициям, а не частным. Европейский Союз не просто так вливает €80 миллиардов в программу поддержки науки «Горизонт-2020» в 2014—2020 годах (из которых и Беларуси достанется несколько миллионов).
Как пример, белорусский ИТ-успех не был бы возможен без сильной школы БГУИРа. Но БГУИР уже не тот, да и вся страна не та. Беларусь не только не способна создавать технологии в достаточном количестве, но нам все сложнее перенимать технологии и обучаться им. В Слуцке совсем недавно появился немецкий завод, персонал для которого приходится обучать в Германии. Идея о том, чтобы совместно готовить рабочих завода, привела в никуда.
В Слуцком районе, который официально признан проблемным в плане трудоустройства, невозможно обучить соответствующие кадры для немецкого предприятия, которое наверняка будет платить приличные деньги.
В самом обучении в Германии нескольких человек нет ничего страшного, но вера в то, что все инвесторы будут возить работников к себе, все же довольно «розовая». Проще не лезть в такие страны, так как в принципе есть два типа государств: которые дружат с технологиями и на этом зарабатывают, и те, что не дружат и на этом теряют. Мы дружим все меньше.
Три причины нашей отсталости
Во-первых, конечно, бедность. Белорусский частный сектор и государство совокупно тратят только 0,5% ВВП на научные исследования, что мало даже по заниженным стандартам нашего региона.
В прошлом году сотрудник Академии наук опубликовал свой расчетный листок, согласно которому молодой историк, специалист в каменном веке, за месяц заработал 244 рубля. Конечно, в более коммерциализированных сферах в пожилом возрасте можно зарабатывать больше, но это все равно ерунда за научную работу. Высказывание главы Академии наук «белорусская наука — это не зарабатывание денег» можно вышить золотыми буквами на знамени его учреждения.
Поэтому едва ли не самое радостное, что бывает в белорусской научной карьере, — это съездить в страны ЕС по программе MOST.
Проблема не только в том, что белорусская наука бедная. Если вдруг дать Академии наук в два или три раза больше средств, то это не значит, что качество ее деятельности возрастет вдвое или втрое. Должна измениться не только сумма финансирования науки, но и система распределения средств.
Это связано со вторым нашим «смертным грехом» — слабым менеджментом, которому трудно дается находить деньги на науку и исследования.
Конечно, есть патриоты среди белорусских ученых, но без иллюзий: если белорусский ученый талантлив, то он поедет туда, где будет зарабатывать в десятки раз больше. То же самое касается менеджмента, который часто просто симулирует результаты.
Спутник «Белка» или создание суперкомпьютера, чем так гордятся власти Беларуси, вообще незамеченные события в мире. Потому что другие страны такого давно добились. Это как минимум свидетельствует, что белорусские ученые не умеют продвигать свои изобретения, а как максимум — что эти достижения вообще никому не нужны.
В-третьих, наша наука закрытая. Многие белорусские ученые не владеют английским языком. Научное сообщество имеет крайне мало контактов с Западом, а если и общается с кем-то, то преимущественно с российскими учеными, которые, может, и лучше себя чувствуют, но от нас далеко не ушли.
Наши специалисты почти не пишут для лучших научных журналов и не видятся с людьми, которые и создают сегодняшнюю науку.
Хотя сотрудничество с иностранными компаниями существует, но пока мы от подобных партнерств немного выигрываем.
Александр Войтович, бывший глава НАН, часто приводит пример южных корейцев, которые в начале 1990-х не имели технологий с жидкими кристаллами, но приехали в Беларусь, финансировали у нас лаборатории, переняли наши знания и стали использовать все это в производстве ноутбуков и телевизоров. Теперь мы должны учиться у южных корейцев, но у нас же нет средств, чтобы финансировать там лаборатории.
По гамбургскому счету, если Беларусь не решит эти проблемы, то у нашей инновационности нет будущего. Мы будем лишь покупать чужие технологии и просить иностранных «дяденек и тетенек» научить ими пользоваться.
