«Хотелось бы вернуться на Воложинщину». Лявон Вольский рассказал о своем новом альбоме и жизни в эмиграции
Лявон Вольский анонсировал новый музыкальный проект «Эмігранты» — о белорусах, которые вынуждены путешествовать по миру, но надеются на возвращение домой. «Медиазона» поговорила с Вольским о родине, давней внутренней эмиграции и черных списках музыкантов, которые спускают в белорусские кафе.
Фото Дарьи Коляды
Релиз проекта «Эмігранты» запланирован на 14 сентября. По его случаю пройдет тур по Польше. Он начнется концертом в Варшаве 19 октября.
«От грусти по родине до готовности идти в бой». Новый альбом
Мы достаточно длительное время находимся за границей, и этот опыт нужно было вылить в какую-то творческую работу. Мы сделали на одном дыхании этот альбом «Эмігранты» — совместный музыкальный проект, как «Народны альбом», «Я нарадзіўся тут», «Святы вечар».
Спектр чувств в альбоме достаточно широк, в нем 21 песня. От грусти по родине до готовности идти в бой. В разное время посещают разные мысли и разные чувства. То нахлынет ностальгическая волна, то наоборот, что бороться надо. Все вынуждены принимать новую действительность, легализовываться, идти в какие-то государственные институции, чтобы сделать права, например, или документы какие-то.
«Это не поможет, если ты будешь обманывать себя и говорить, что это временно». Эмиграция
Позитивных моментов в эмиграции очень много. Если ты находишься за границей Беларуси, в Европейском Союзе, например, то для тебя весь этот мир просто открыт, карта путешествий расширилась серьезно. По всей Европе тебя могут пригласить: через два часа ты будешь в Париже или через час будешь в Копенгагене. Поэтому с этим гораздо проще.
Ну и еще плюс то, что нет этого прессинга. Потому что все время в Беларуси, даже в лучшие, демократические времена чувствовался прессинг. Разлитый в воздухе неприятный, горьковатый аромат несвободы. И то, что за тобой следит Большой брат — всегда это чувствовалось.
Нам тоже сначала казалось, что эмиграция — это временно. Максимум несколько месяцев. Это не про «жить полной жизнью». На самом деле, через определенное время, через год существования за границей, нужно дать себе отчет, что ты находишься в вынужденной эмиграции. Можно называть это как хочешь — командировкой, затянутыми гастролями, многолетним концертным туром. Но все-таки это жизнь в другой стране. Тем более, если ты не можешь вернуться.
Поэтому стоит все-таки жить полной жизнью и за границей. Стоит окунаться в этот контекст, который есть, зарубежный. Это не поможет, если ты будешь обманывать себя и говорить, что это временно. Об этом, кстати, тоже есть песня.
«Надо понимать, что мы одно целое». О тех, кто уехал, и тех, кто остался
Тем, кто находится с этой стороны границы, не нужно относиться к тем, кто там остался, как к людям второго сорта. Что, мол, вы там кормите диктатуру, платите налоги. А тем, кто там находится, не надо, что: «А вы убежали, у вас все нормально. А мы здесь героически находимся и в мыслях боремся с режимом». Надо понимать, что мы одно целое. Не надо этот вечный холивар разводить, надо себя сдерживать.
Здесь другая действительность, другие даже не интересы, а вещи, которые от тебя требуют жизнь. Легализация, замена документов, изучение другого языка, погружение в другой культурный и жизненный контекст.
То же самое у тех, кто остался. Людям, которые остались, так или иначе нужно приспосабливаться к действительности. И это достаточно неприятный процесс. Ты вынужден врать — по крайней мере не себе, а тем, кто тебя берет на работу, например. Либо каким-то проверяющим органам.
Это, безусловно, разъединяет. Но я не вижу того, чтобы через полгода, через год, когда что-то изменится кардинально, чтобы две половины этого яблока не объединились.
«По Комаровке пройтись и послушать, о чем бабки говорят». Беларусь
У нас в Беларуси остались близкие люди, друзья. Регулярно общаемся, каждый день практически. Может быть, им опасно, но есть же такие ресурсы, через которые можно, которые пока не отслеживаются. Держим руку на пульсе.
Лявон Вольский на акции памяти художника Алеся Пушкина возле белорусского посольства в Варшаве. Фото: личная страница в Facebook
То, что невозможно приехать, увидеть родных людей и некоторые места, к которым ты действительно привязан, — это самый большой минус эмиграции. У меня самая сильная привязанность к Воложинщине, к тамошним холмам, лесам. Вот туда безусловно хотелось бы вернуться.
Скажу честно, я последние лет 20 так и не жил в Беларуси по полной. Чтобы ходить в какие-то правительственные… Только вынужденно, если надо справку брать, и воспринималась как поход в оккупационную институцию. Мне нетрудно было перепрыгивать в эту ситуацию, потому что я давно жил во внутренней эмиграции. Я изначально не воспринимал возникновение этой власти как легитимной.
По Комаровке, ясно, можно пройтись и послушать, о чем бабки говорят. Но, если будет продолжаться такая ситуация, они об одном и том же будить говорить и год, и два, и три. И ничего не меняется в этом смысле. Как только изменится ситуация, бабки заговорят о другом.
«Оруэлл нервно курит после таких вещей». Репрессии против музыкантов
Я знаю, что в караоке запрещено петь «Тры чарапахі». Смешно, но есть специальные люди, которые этим занимаются, которые сидят на посту в своих креслах со своими портфелями. И тети с прической типа «гнездо» отслеживают, чтобы в караоке не пели «Тры чарапахі» или «Простыя словы», либо какую-нибудь песню «Океана Ельзи» по-украински. Это абсолютно недопустимо.
Это дичь, что произошло с Irdorath или Tor Band. Просто ни за что. Но у нас, кажется, тысячи людей ни за что находятся за решеткой. Поэтому тут нечему удивляться, когда людей за песни забросили в эти места. Для меня это диковато.
Это лицо власти. Очень много людей долгие-долгие годы закрывали глаза. Как только начинаешь говорить в песнях или просто так в разговоре, люди сразу закрывали лицо ладонями и говорили: «Ой, не надо об этом, я далекий от политики человек. И петь об этом не надо, потому что это не для пения тема».
Ну а теперь можно спокойно привести такие примеры, что люди писали песни и за это получили. А некоторая так вообще спели украинскую песню и за это тоже получили сначала сутки, а потом домашнюю химию. Это дичь наиполнейшая.
Либо то, что существуют черные списки участников кавер-бэндов. И если эти участники кавер-бэндов засветились в какой-то протестной… Например барабанщик играл или у меня, или у Владимира Пугача в группе, или играли какие-то песни не те, то у него волчий билет и ему нельзя нигде играть. В каждом ресторане есть черный список. И поэтому музыканты вынуждены эмигрировать, чтобы играть, например, в кавер-бэндах здесь. Большей дичи трудно себе представить. Говорят об Оруэлле, но он нервно курит после таких вещей.
Для меня тоже было дико в 2004-м, когда нас включили всех в черный список и нельзя было нигде в официальных местах играть.
«Колхоз выключить раз и навсегда». Возвращение
Прежде всего нужно вкладываться в новую страну, перестройку этой страны. В то, чтобы не упустить эту возможность, чтобы вновь не захватил это кресло очередной крепкий хозяйственник. Которого потом будет не согнать никакими методами из этого кресла, который будет цепляться всеми возможными пальцами и ногтями за все, чтобы остаться там. Это должно быть исключено абсолютно.
Надо никому не сторониться, даже творческим людям, вкладываться во все, чтобы это не повторилось. Чтобы была нормальная, европейская, демократическая страна с ориентацией на Европейский Союз, на нормальные ценности, а агроромантика была исключена вся. Короче, чтобы этот колхоз исключить раз и навсегда.
Надо включаться в построение новой страны, а там посмотрим. Я готов пойти в комиссию по культуре, например.
Хочу только еще раз сказать, что все будет очень хорошо и скоро мы все увидимся.
Читайте также:
